Русские временщики куртуазного века

Викентий Соломин

Меншиков из грязи – в князи

Одним из самых известных русских временщиков был его сиятельство князь Александр Данилович Меншиков. Он сумел достигнуть вершин государственной власти, начав с торговли пирожками в Обжорном ряду. Год рождения Александра Даниловича Меншикова до сих пор не определён точно. По одним источникам он родился в 1670 году, по другим – в 1673. С происхождением его тоже не всё ясно. Согласно исследователю XVIII столетия историку Берхгольцу, Меншиков был сыном придворного конюха. Историк же Голиков утверждал, что он происходил из стрельцов. Третьи источники, а их гораздо больше, говорят, что он из посадских. В любом случае происхождения Меншиков был самого «подлого», то бишь, из городской бедноты. Семья всё время терпела страшную нужду, а посему отрок Алексашка вынужден был пойти разносчиком к «мелкому предпринимателю». (Купец Заяц специализировался на пирожках с зайчатиной – отсюда и прозвище). Время было неспокойное: болезнь царя Алексея Михайловича, начало регентства царевны Софьи, избрание на русский престол сразу двух государей, Петра и Ивана, неудачные военные кампании против крымских татар и, как следствие этого, недовольство люда московского во главе со стрельцами. Ловкий малый Алексашка, не ведая «ни ухом, ни рылом» о маркетинге, использовал все эти факторы на пользу себе, то бишь торговле. Мало-помалу Заяц, до того и сам ходивший с лотком, «заелся» – начал богатеть (это на пирожках-то по полкопейки за пару!), перестал появляться в Обжорном ряду. Его «торговый агент» Алексашка, продававший пирожки с шутками да прибаутками, увеличил прибыль в несколько раз. Если до того Заяц продавал от силы лоток-другой, то с появлением Меншикова торговля пошла куда бойчее! Заяц, прекрасно знавший вороватую натуру русских приказчиков, стал подозревать того в воровстве. Начал он с малого, с обысков, дальше – больше: начались побои. И честный малый решился. Однажды, когда выручка превысила все ожидания, он, прихватив деньги, сбежал.

Ах, как была благосклонна судьба к Меншикову – вместо бития кнутом на Красной площади он получил место слуги в доме «кукуйского немца», будущего генерала и адмирала Франца Лефорта. Вначале будущий «светлейший», присматривал за скотом и выполнял разную домашнюю работу, затем он практически стал порученцем Лефорта. Должность не особо пыльная, но прибыльная (в смысле знакомств, вынюхивания чужих тайн и т. п.). Приближённый к хозяину человек, его доверенное лицо, Алексашка, став «вьюношей», начал рьяно познавать разнообразные плотские утехи. Его не раз ловили, что называется, на горячем: «шалости» с девками или неуёмное пьянство. А сколько раз, когда некоторые «обиженные» дворовым Лефорта, приходили к тому с жалобами, он обещал примерно наказать шельму! И что же? Лефорт несильно таскал почти двухметровую детину-Алексашку за ухо, давал пинка под зад, а заодно и совет… вовремя смываться. На этом наказание и кончалось… Впрочем, не будем слишком строго судить за это Франца Лефорта: век был своеобразный, «шалили» и хозяева и слуги, а кроме того, он испытывал к своему доверенному некую привязанность… Так прошло несколько лет. Пока в Кукуйской слободе не стал появляться молодой царь Пётр. С этой поры и берёт начало возвышения Алексашки Меншикова.

Всё началось с того, что как-то раз неслабо подвыпившего Петра, добивавшегося в ту пору благоволения юной Анны Монс, доверили заботам Меншикова. Тот сумел проявить невероятную расторопность и понравиться Петру, который и взял Меншикова к себе. Денщиком. Надо заметить, что Пётр ещё не был единовластным государём, да и вообще всем в России заправляла его старшая сестра-регентша Софья. Так, что для Алексашки прямой и сиюсекундной выгоды в том не было. Даже наоборот: в ставке Петра, в Преображенском, всё время ждали покушения. А тут молодой царь задумал «потешное войско». Впрочем, от «потешного» было только название – сержанты-иностранцы, нанятые юным царём всё в том же Кукуе, палками вбивали в русских западную воинскую науку. Петра с Меншиковым (они на равных стояли рядовыми), конечно, не били, однако не без строгости…

Постепенно Алексашка превращается из простого денщика в телохранителя, единомышленника и доверенное лицо будущего Петра Великого. И если бы у государственных деятелей такого уровня были близкие, личные друзья, то к Меншикову это относилось бы в полной мере. Меншиков единственный обладал правом без стука входить в опочивальню Петра и единственный, кто обладал привилегией обращаться к нему запросто: «Мин херц» («моё сердце»). Он сам придумал такое обращение и Пётр его принял. Со своей стороны, обращаясь иной раз к своему любимцу, Пётр использовал «мил дружок». Что ж, Александр Данилович Меншиков вполне заслужил его своей верной военной службой, недюжинными организаторскими способностями и просто фантастическим чутьём в делах государственных!

Талантливый и энергичный, Меншиков не останавливается ни перед чем ради удовлетворения возникавших вследствие войн нужд. Его быстрые, решительные действия вполне соответствовали кипучей энергии царя, лишённый всякого, даже элементарного образования (Меншиков едва мог начертать своё имя), он восполнял этот недостаток природной сообразительностью. В 1705 году Меншиков был вызван в Литву, где сосредотачивались военные действия, и здесь действовал сперва в качестве помощника фельдмаршала Огильви, начальствуя над кавалерией, а затем с 1706 года, в качестве самостоятельного главнокомандующего. В том же году он одержал победу над шведским генералом Мардефельдом при Калише. Это была первая победа русских в правильной в правильной битве, и Меншиков был щедро одарен за неё. Ещё раньше, в 1702 году, он получил диплом на достоинство графа Римской империи; теперь он был возведён в сан князя Римской империи, а в 1707 году Пётр возвёл его в достоинство светлейшего князя Ижорского…

Однажды во время похорон друга и соратника Франца Лефорта Пётр сказал, что у него было две руки, а теперь осталась одна. «Вороватая, но верная…». Действительно, какими бы должностями и титулами не обладал Меншиков, вороватая натура всегда брала верх! Имея в своей безраздельной собственности тысячи крепостных крестьян, десятки сотен десятин земли, обладая огромной властью (генерал-губернатор Петербурга, сенатор и т. п.) он умудрялся воровать от торговли табаком и вином, армейских поставок, торговли деревом, добычи железа и меди, был замешан в сибирских махинациях Никиты Антуфьева Демидова (дело об изготовлении фальшивых серебряных рублей). Пётр частенько лично «чистил рожу» Меншикову, но, невзирая ни на что, тот всё равно оставался в фаворе. Впрочем, ходили слухи о том, что-де в конце своего правления Пётр хотел значительно урезать вольности и свободы «мил дружка». Возможно, что-то подобное и намечалось, так как Пётр прекрасно знал характер и привычки своего любимца, и мог опасаться, что с его уходом из жизни не будет силы, способной управлять этим «птенцом гнезда петрова». Но до поры до времени Меншикову сходили с рук его «проделки».

В 1711 году Пётр впервые узнал о масштабах злоупотреблений Меншикова, а три года спустя назначена была, по доносам Курбатова, особая следственная комиссия. С той поры и до конца царствования Петра I Меншиков почти не выходил из-под суда. Многочисленные следственные комиссии раскрывали грандиозные его «дела воровские», но их разоблачение только поколебали доверие и расположение Петра к Меншикову, не лишив последнего всецело влияния и власти. Помимо сохранившейся ещё у Петра привязанности к любимцу, помимо заступничества за него Екатерины, через него познакомившейся с Петром, здесь могли действовать и другие соображения: в лице Меншикова Пётр дорожил одним из наиболее даровитых и преданных ему сотрудников. Как преданность царю, так и личные интересы Меншикова, тесно связанные с реформами, делали его врагом партии приверженцев старины. В такой роли выступил он, между прочим, и при столкновении Петра с сыном. Многие из современников даже считали Меншикова главным виновником гибели Алексея Петровича. Но облачённый огромным доверием Петра, Меншиков не обладал властью беспредельной… А тут шла речь о судьбе сына самого Петра I!

При учреждении коллегий в 1719 году Меншиков был назначен президентом военной коллегии. Лишь к концу царствования Петра, после того, как известная «монсова история» подорвала доверие царя к Екатерине, Меншиков, вновь уличённый в злоупотреблениях, подвергся серьёзной опасности, но затем вскоре последовавшая смерть Петра открыла ему дорогу к ещё большей власти. Главный виновник возведения на престол Екатерины I, он сделался при этой слабой и неспособной государыне истинным правителем государства. Верховный совет, учреждённый отчасти вследствие желания других вельмож положить предел самовластию Меншикова, вскоре сделался простым орудием в его руках. Чтобы упрочить своё положение, он попытался добиться с помощью русских штыков избрания на вакантный тогда престол курляндского герцогства. Однако попытка эта не увенчалась успехом. Тогда Меншиков принял другие меры к обеспечению себя на случай смерти Екатерины I. По настоянию Меншикова Екатерина дала своё согласие на брак малолетнего Петра Алексеевича с дочерью Меншикова. Найденное по смерти Екатерины завещание (впоследствии оказавшееся подложным) объявляло наследником престола двенадцатилетнего Петра и учреждало до его совершеннолетия регентство из обеих цесаревен, герцога Голштинского и верховного тайного совета. Но герцог, по настоянию Меншикова, уехал в Голштинию вместе с Анной Петровной. И действительным правителем государства остался Меншиков, обручивший императора со своей дочерью Марией и получивший звание генералиссимуса.

Самовластие Меншикова разгулялось теперь на просторе, обращаясь порой на самого императора; это его и погубило. Пытаясь примириться со старыми родами, он приблизил к Петру II князей Долгоруких, которые воспользовались этим, чтобы восстановить императора против Меншикова. В сентябре 1727 года Меншиков был арестован, и на другой день последовал указ о ссылке его в Раненбург. Вслед за этим все его громадные богатства  были конфискованы, а после того, как в Москве найдено было подмётное письмо в пользу Меншикова, он с женой, сыном и дочерьми был сослан в Березов, где и умер 12 ноября 1729 года.

Заметим, на сем род Александра Даниловича Меншикова не угас, и многие из его потомков вписали славные страницы в историю России.

Русские временщики куртуазного века

Ненавистный немец

Следующим известным русским временщиком-фаворитом XVIII века, несомненно, был Бирон. В истории государства Российского его частенько именуют не иначе как немцем, однако это не совсем правильно. Бироны (Бирены) были выходцами из Курляндии (современная Прибалтика), куда они, по мнению многих исследователей, переселились из Германии на рубеже XVI – XVII столетий. Так что Бироны (Бирены) – это одна из самых старых дворянских фамилий Курляндии и Европы вообще. Во всяком случае упоминаются Бироны (Бирены) ещё в летописях XVI столетия. Наиболее примечательный след в истории России оставили только три Бирона (Бирена). Старший, Карл (1684 года рождения), снискал свою планиду на воинской службе и закончил свои дни в звании генерал-майора. Средний Эрнст-Иоганн (1690 года рождения) учился в Кенигсбергском университете, который привил ему многие качества, в том числе полную апатию к религии (позже, будучи регентом, он «закрыл» несколько дел о «колдовстве и напуске порчи»). Учёба в Кенигсберге проходила весело: студенты этого старинного университета всегда пользовались славой неуёмных гуляк и пьяниц. Герцог Курляндский, до которого доходили не только слухи, но и слёзные жалобы добропорядочных бюргеров, только посмеивался над их очередной шалостью. Иной раз студенческая гульба не ограничивалась простым возлиянием. Так, например, в своё время ходили слухи о том, что студент Эрнст-Иоганн, будучи в изрядном подпитии, во время ссоры с городскими альгвазилами убил стражника. Впрочем был ли Бирон (Бирен) виновником сего злодеяния, доказать так и не удалось. Много лет спустя П. Я. Дашков утверждал, что у него хранится одно письмо, в котором Бирон сам признаётся в убийстве…

В 1718 году благодаря стараниям влиятельного курляндского дворянина, старинного друга семьи Биронов Кейзерлинга, Бирон получил скромное место при дворе герцогини курляндской Анны Иоанновны, которое, впрочем, скоро потерял вследствие столкновения с П. М. Бестужевым-Рюминым, управлявшим имениями герцогини. Бирон снова попал ко двору Анны благодаря тому же Кейзерлингу в 1724 году и с этого времени больше не разлучался с вдовствующей герцогиней. Когда Анна была избрана на русский престол, она взяла его с собой в Россию. По случаю её коронации она назначила Бирона 28 апреля 1730 года обер-камергером (тогда придворная должность, а не звание), «с рангом действительного генерала». Указания, будто бы известными кондициями государыня обязывалась не брать с собой своего любимца, документально не подтверждаются. Эти сведения исходят от врага Бирона, фельдмаршала Миниха, и «тайно» переданы Манштейном, бывшим его сторонником. Напротив, судя по письмам к Бирону главного из верховников князя В. Л. Долгорукова, между корреспондентами были хорошие отношения. В том же году Бирон получил диплом на титул графа Священной Римской империи. В 1737 году Бирон был избран курляндским дворянством на место последнего герцога из рода фон Кетлеров, Фердинанда, при содействии России, и этого времени стал именоваться «Божией милостью Эрнест-Иоганн герцог Курляндский». Король польский Август III, обязанный своим престолом России, был вынужден признать эту кандидатуру.

В своё время Миних и Остерман поговаривали, будто на курляндский сейм произведено было открытое давление вооружённой русской силой, однако сей факт документально не подтверждается. Избрание Бирона являлось в значительной степени результатом дипломатического таланта всё того же Кейзерлинга. Будучи русским посланником при польском и саксонском дворах, он в 1736 году добился отмены прежней конституции 1726 года, в силу которой после кончины герцога Фердинанда Курляндского как последнего ленного наследника Готгард-Кетлерского поколения Курляндия должна была достаться короне и республике Польской. Отныне на герцогскую корону мог претендовать любой дворянин, родившийся в Курляндии. Затем Кейзерлинг был командирован в Курляндию, где и добился единогласного избрания Бирона в герцоги. России было выгодно иметь во главе Курляндии человека, который вполне от неё зависел бы. К этому стремился ещё Пётр Великий. В царствование Анны Иоанновны Бирон управлял своим государством из Петербурга. Как герцог курляндский, он был всегда верен интересам России и не позволял себя увлечь подарками ни прусскому, ни шведам или кому-либо ещё. Заметим, что те, кто писал о царствовании Анны Иоанновны во второй половине XVIII века, частью по своим личным воспоминаниям, частью по чужим, рисуют Бирона злым гением России со дня его появления здесь. И совершенно зря. На самом деле Бирон не затрагивал коренных устоев России, и вовсе не он являлся инициатором увеличения иноземцев на русской службе. Если вспомнить петровские времена, то становиться понятно, почему, как и сколько иностранцев приехало в Россию. Другой вопрос – причины их приезда и прок для самой России… Вопреки устоявшемуся мнению, Бирон, заинтересованный в расположении русского дворянства, во многом ему содействовал. Впрочем, говоря о Бироне, нельзя забывать, что к русским в целом он относился крайне презрительно. Такая осведомлённая свидетельница, как леди Рондо, в одном из своих писем, отмечает у него желание не раздражать русских неуважением к их обрядам. Письма Бирона к русским, без различия общественного положения, отличаются изысканной деликатностью. Этим подтверждаются известия других иностранцев, что он искал популярности. Наконец, в нём находили поддержку многие русские государственные люди, например, передовой человек в крестьянском вопросе, Анисим Маслов.

Имевшая несколько сомнительный и слабый шанс на русский престол, императрица очень ревниво относилась к тому, что говорили в народе об её правах. Правда, в делах об оскорблении величества постоянно фигурирует имя Бирона и его отношение к императрице, но в этих случаях оскорблённой является сама императрица, а не Бирон. (Ещё бы: русская императрица – полюбовница какого-то немца!). Впрочем, свою честь Романовы всегда старались  соблюсти: даже по смерти Анны, при императрице Елизавете, секли кнутом и резали языки тем, кто говорил об отношениях Бирона с её предшественницей…

Рассказы о страшном корыстолюбии Бирона, основаны, главным образом, на следующем показании Болтина: «При вступлении на всероссийский престол императрицы Анны, было государственных податей в недоимке несколько миллионов. Бирон, примыслив сими деньгами без огласки воспользоваться, коварно императрице представил, чтоб ту недоимку собрать особно, не мешая с прочими государственными доходами. Последовало повеление учредить особые для сего правления под именем доимочного приказа и секретной казённой, и первому дана великая власть. Посредством всевозможных понуждений взыскано недоимки, в первый год более половины, да и на платёж процентов немалая сумма. А как за взысканием недоимки, настоящих податей нашлися многие заплатить не в силах, то и сии по прошествии года причислены к прежней же недоимке, в ведомство того же доимочного приказа. И так каждый год доходы в приказ сей прибавлялися; а он, взыскивая, отсылал в секретную казну, где, кроме казначея, о числе денег никто не ведал, и как о приходе, так и о расходе объявлять под смертной казнью было запрещено. Большую частью казны сей воспользовался Бирон; однако ж так искусно, что ниже имени его во взятье не воспоминается, но все писаны в расход на особу её императорского величества. Между тем, годовые подати, расположенные на содержание армии, явились недостаточны: принуждён был Сенат лошадей и провиант для армии, сверх настоящего оклада, на крестьян раскладывать и новую тягость на бремена их возлагать. Сею хитростью доставил себе Бирон многие миллионы рублей, а государство вконец разорил».

Всё время своего нахождения у трона, Бирон был вынужден бороться за власть и влияние с тремя людьми: с Остерманом и Минихом, о которых мы уже упоминали, но в конце карьеры эта борьба приняла международный характер – в борьбу за отстранение Бирона от власти включился французский посланник-шпион кавалер Шетарди. После смерти императрицы Анны, Бирон, прекрасно понимавший, что стать фаворитом Елизаветы никак не удастся, взялся за русские дела весьма добросовестно, что, собственно, и мешало Шетарди. И не только ему… В конце концов недоброжелатели Бирона объединились и состряпали донос. В нём Бирон был обвинён в «захвате» регентства, «небрежении» о здоровье покойной государыне Анны Иоанновны, а также заговоре с целью удалить царскую фамилию из России, чтобы завладеть престолом, и притеснении русских. Этого было более чем достаточно: в России XVIII столетия и за меньшие «провины» сажали на кол.

Бирона, что, называется, взяли, и низверженный регент в полной мере ощутил на себе все «прелести» равелинов и казематов Шлиссельбургской крепости…

В апреле 1741 года был обнародован «Манифест о винах бывшего герцога Курляндского». Он был приговорён к смертной казни, но помилован Анной Леопольдовной как правительницей государства. Бывший регент был отправлен из Шлиссельбурга в Пельм под строгим надзором, где и был первоначально заключён. Он впал в мрачное состояние духа и стал готовиться к смерти. Когда на престол вступила Елизавета, которой он оказывал некоторые услуги, она вспомнила изгнанника и перевела его на житьё в Ярославль. Оттуда, из Ярославля, Бирон написал на имя государыни записку, в которой оправдывался в возведённых на него обвинениях, в том числе и захвате регентства. Впоследствии Екатерина II нашла эту записку заслуживающей доверия. Пётр III вызвал Бирона в Петербург, возвратил ему ордена и знаки отличия, но не вернул Курляндского герцогства, которое прочил своему дяде, герцогу Георгу Голштинскому. В пику бывшему супругу, Екатерина II восстановила бывшего временщика на курляндском герцогском троне. Правда, для исполнения сего Бирон взял на себя некие обязанности: не вступать ни в какие сношения с врагами России, оказывать веротерпимость православным и разрешить постройку православного храма. Эти условия вызвали величайшее  неудовольствие курляндского дворянства. Общественное мнение Европы было всецело на стороне курляндских феодалов и видело в них борцов за свободу. Даже лорд Байрон в своей поэме «Дон-Гуан» оплакивал некую свободную страну, править которой был поставлен герцог Бирон, грубый и необразованный самодур. На самом деле эта «свободная» страна была настоящим адом для крестьян – злобные и ненасытные курляндские дворянчики драли с несчастных не три, а пять шкур! Все усилия Бирона по изменению положения наталкивались на яростное сопротивление дворян-помещиков, а ещё не нравилось курляндцам и покровительство Бирона евреям. Закончилось всё тем, что в 1769 году Бирон отказался от власти в пользу сына своего Петра.

Спустя три года в Митаве он и закончил свой земной путь.

Русские временщики куртуазного века

Железный солдафон

Ну и заканчивает список временщиков «куртуазного века» граф Алексей Андреевич Аракчеев. Тот самый, которого презирал А.С. Пушкин, тот самый… Впрочем, давайте по порядку.

Первый период жизни будущего могущественнейшего человека конца XVII – первой четверти XIX столетий, можно назвать нищенским. Началось всё с того, 23 сентября 1769 года в семье мелкого новгородского помещика Андрея Андреевича Аракчеева родился сын, наречённый Алексеем. Род Аракчеевых был древним, но, что называется захудалым. Впервые Аракчеевы упоминаются в хрониках «Смутного времени». Аракчеевы всегда служили, и служили честно. А следовательно, особого богатства не нажили… Детство мальчика протекало среди мамок и нянек. Отец, думавший, что лучшим методом воспитания наследника является порка и строгость, вколотил те же принципы и в наследника. Впрочем, нельзя сказать, что отец не любил сына. Не обладая особыми средствами и не имея возможности отдать чадо в гимназию, он пригласил для обучения сына местного дьячка. Тщедушный старичок с реденькой бородкой и скрипучим голосом давал уроки по чтению и арифметике. Он нередко отмечал математические способности своего ученика, и натолкнул Аракчеева-старшего на мысль о военной карьере для сына, а именно – артиллерийского офицера. С достижением последним совершеннолетнего возраста отец с сыном едут в Санкт-Петербург поступать в артиллерийский кадетский корпус. На месте оказалось, что дворянского достоинства и желания учиться для поступления в корпус маловато – нужны деньги и немалые: двести рублей! Андрей Андреевич с сыном, собиравшийся оставить столицу по неимению средств, отправился в первый воскресный день к санкт-петербургскому митрополиту Гавриилу, который раздавал бедным деньги, присылавшиеся Екатериной II на сей предмет. На долю помещика Аракчеева достались от митрополита целых три серебряных рубля. Получив ещё некоторое пособие от некой госпожи Гурьевой, Андрей Андреевич перед отъездом  из столицы решил попытать счастья: он явился к Петру Ивановичу Мелиссино, от которого зависела судьба его сына. Это был единственный и последний шанс. Пётр Иванович благосклонно отнёсся к просьбе Андрея Андреевича, и молодой Аракчеев был принят в корпус.

Быстрые успехи в науках, особенно в математике, доставили ему вскоре (в 1787 году)  звание офицера. Молодой офицер, не имея особого дохода, по примеру многих выдающихся в будущем людей, был вынужден заниматься репетиторством. Ему повезло: его работодателем оказался близкий ко двору человек граф Николай Иванович Салтыков. И когда наследнику престола Павлу Петровичу понадобился толковый артиллерийский офицер, Салтыков составил Аракчееву протекцию. Карьера Аракчеева пошла в гору. Вскоре, видя его служебное рвение и знание дела, а главное исполнение без колебаний любого, даже самого идиотского приказания, великий князь начал продвигать молодого офицера.

Звания и награды посыпались на Аракчеева, словно из рога изобилия. Это была компенсация за все прежние лишения и унижения. Сначала капитан, затем майор и военный комендант Гатчины, дальше – больше: звание подполковника и командующего всеми сухопутными войсками наследника. В 1796 году в честь коронации Павла I Аракчееву присваивают звание полковника, а спустя несколько месяцев – генерал-майора. Кроме того, он становится кавалером нескольких орденов: Анны I-й степени и ордена Святого Александра Невского. В двадцать восемь лет Павел I жалует ему баронство и две тысячи душ крестьян. Причём выбор имения предоставлен самому Аракчееву. И он выбирает село Грузно Новгородской губернии. Неподалеку от «родового гнезда». Спустя несколько лет, Грузно станет образцовой «аракчеевской деревней» – полувоенным поселением, где на людей будет наложен двойной «хомут»: крестьянский и солдатский. В результате хозяйство будет идти из рук вон плохо. Впрочем, как и ратная подготовка…

В начале 1798 года барон Аракчеев (уже будучи в чине генерал-лейтенанта) неожиданно отставлен от службы. Казалось, по какой-то непонятной причине он неожиданно впал в немилость государя, ан нет, в декабре того же года он вновь на службе. Теперь Аракчеев генерал-квартирмейстер, а с января 1799 года инспектор всей русской артиллерии. Надо сказать, что если с переустройством деревни у него ничего не вышло, то на инспекторском поприще он показал себя блестяще, и в том, что русская артиллерия в войне 1812 года была на высоте, есть немалая заслуга Аракчеева. Павел оценил старания своего выдвиженца орденом Святого Иона Иерусалимского и графским титулом. «Титулом графа Российской империи за отличныя усердие и труды, на пользу службы государя императора подъемлемые». Однако невзирая на это, 1 октября всё того же 1799 года он вновь в отставке. И так до коронации сына Павла I, Александра I.

Новый император вспомнил заслуги Аракчеева и призвал его на службу. Надо сказать, что если в первое время Александр I доверял Аракчееву только как хорошему артиллерийскому офицеру, то в дальнейшем Аракчеев получил доступ к ведению внутренней и внешней политики, практически неограниченно. Что же из себя представлял человек, наделённый русским императором безграничной властью? Доверимся описанию, сделанному его современником Н.А. Саблуковым. «По наружности Аракчеев походил на большую обезьяну в мундире. Он высок ростом, худощав, имел длинную тонкую шею. У него были большие мясистые уши, толстая безобразная голова, всегда наклоненная в сторону; цвет лица его был нечист, нос широкий и угловатый, рот большой, лоб нависший, выражение лица предоставляло странную смесь ума и злости». Справедливости ради добавим ещё несколько штрихов к портрету этого фаворита: Аракчеев, несмотря ни на что, всё же «имел сердце» – он так переживал преждевременную смерть Павла, что распорядился поставить у себя в деревне его бюст. А когда умер (или не умер?) Александр I, казалось, вместе с ним угас и сам всесильный Аракчеев. Во всяком случае, он всегда с теплотой вспоминал Александра. Ну, а кроме того, Аракчеев был скромен. Он отказывался от многих пожалованных ему орденов: в 1807 году от ордена Святого Владимира, а в 1808 году – от ордена Святого Апостола Андрея Первозванного и только оставил себе на память рескрипт на орден Андрея Первозванного. Удостоившись пожалования портрета государя, украшенного бриллиантами, граф Алексей Андреевич бриллианты возвратил, а сам портрет оставил. Говорят, что будто бы император Александр Павлович хотел пожаловать мать Аракчеева званием статс-дамы. Однако Алексей Андреевич отказался от этой милости. Государь с неудовольствием сказал: «Ты ничего не хочешь от меня принять!». «Я доволен благоволением вашего императорского величества, – отвечал Аракчеев, – но умоляю не жаловать родительницу мою статс-дамою: она всю жизнь свою провела в деревне; если явится сюда, то обратит на себя насмешки придворных дам, а для уединённой жизни не имеет надобности в этом украшении».

Итак, Аракчеев снова на службе. Сначала на старой должности, а затем его карьера начинает стремительный подъём: генерал от артиллерии, военный министр, генерал-инспектор всей пехоты и артиллерии с подчинением ему комиссариатского и провиантского департаментов. Несмотря на огромную занятость, он принимает самое деятельное участие в войне со Швецией, способствуя очередной победе русского оружия. Позже Аракчеева вместе с Александром I можно было видеть в сражении под Аустерлицем. По-видимому, там после поражения русско-прусских и австрийских войск он всерьёз задумался о недостатках в организации русской армии.

В самые короткие сроки им изданы новые правила и положения по разным частям военной администрации, упрощена и сокращена переписка, учреждены запасные рекрутские депо и учебные батальоны. Особенным вниманием графа пользовалась артиллерия: он дал ей новую организацию, принял разные меры для возвышения уровня специального и общего образования офицеров, привёл в порядок и улучшил материальную часть и т. д.

В 1810 Аракчеев оставил военное министерство и назначен председателем департамента военных дел во вновь учреждённом тогда государственном совете, с правом присутствовать в комитете министров и Сенате. Во время Отечественной войны главным предметом забот Аракчеева было создание резервов и снабжение армии продовольствием, а после воцарения мира, доверие императора к нему возросло до того, что на него было возложено исполнение высочайших предначертаний не только по вопросам военным, но и в делах гражданского управления. В это время особенно стала занимать Александра I мысль о военных поселениях в обширных размерах. Некоторые исследователи склонны рассматривать военные поселения в качестве некой альтернативой по переходу от крепостного строя, к буржуазному. Сущая нелепица.

Впрочем, на тот период уже существовал указ «О вольных хлебопашцах» разрешавший отпускать на волю крепостных, но не многие помещики им пользовались. По некоторым сведениям, граф сначала обнаруживал явное несочувствие к мысли о военных поселениях, однако в виду непреклонного желания государя он повёл дело круто, с беспощадной последовательностью, не стесняясь ропота народа, насильственно отрываемых от вековых, исторически сложившихся обычаев и привычного строя жизни. Целый ряд бунтов среди военных поселян был подавлен с неумолимой строгостью. Внешняя сторона поселений со всей старательностью была доведена до образцового порядка. До государя доходили лишь самые преувеличенные слухи об их благосостоянии, и многие даже из высокопоставленных или не понимая дела, или из страха перед могущественным фаворитом, превозносили новое учреждение непомерными похвалами. Влияние Аракчеева на дела и могущество его продолжалось в течение всего царствования императора Александра I Павловича.

Говоря об Аракчееве как о человеке, невозможно не затронуть вопрос о нём и женщинах. По воспоминаниям его современников, в молодости он слыл «изрядным поклонником утех венеркиных». С возрастом, с ростом его влияния, его интересы сменили акцент. Нет, он не стал женоненавистником, просто власть над людьми привлекла его несколько больше женщин. Он был женат с 4 февраля 1806 года на дворянке Наталье Фёдоровне Хомутовой, но вскоре с нею разошёлся. Причины развода так и остались неизвестными. Спустя несколько лет в его жизни появилась некая Н. Ф. Минкина, «из простых». Смуглая, похожая на цыганку, она принадлежала к тому типу женщин, которые неизменно его привлекали, и изредка напоминала ему о существовании противоположного пола… Впрочем, графиней Аракчеевой она так и не стала, удовлетворившись ролью его бессменной экономки. А когда дворовые в припадке ненависти к графу убили её, Аракчеев замкнулся в себе окончательно.

После смерти Александра I Аракчеев ушёл в отставку. Он предпринял несколько заграничных поездок, а затем удалился в своё имение и занялся хозяйством. 21 апреля 1834 года граф Алексей Андреевич Аракчеев скончался, «не спуская глаз с портрета Александра, в его комнате, на том самом диване, который служил кроватью самодержцу всероссийскому». Так как прямых наследников у графа не было, всё состояние и земли покойного, согласно завещанию, перешли во владение Нижегородского кадетского корпуса, ставшего на некоторое время Аракчеевским. Со временем к корпусу вернулось прежнее название. Род Аракчеевых пресёкся. Что ж, граф Аракчеев оставил по себе недобрую славу грубого и жестокого человека. Впрочем, для государства он сделал и немало полезного. Вскоре имя всемогущего временщика перестали «вспоминать всуе», а время его величия получило название «аракчеевщины».