А. С. Пушкин в Одессе.
Из личной переписки и воспоминаний современников. (В. Вересаев «Пушкин в
жизни). III часть.
И. К. Айвазовский. Пушкин на берегу Чёрного моря
М. Ф. де-Рибас. Рассказы одесского старожила. Из прошлого
Одессы. Сборник статей, составленный Л. М. де-Рибасом. Одесса. 1894 г. стр.
359.
Морали был человек
высокого роста, прекрасно сложенный. Голова была широкая, круглая, глаза
большие, чёрные. Все черты лица были правильные, а цвет кожи красно-бронзовый.
Одежда его состояла из красной рубахи, поверх которой набрасывалась красная
суконная куртка, роскошно вышитая золотом; короткие шаровары были подвязаны
богатою турецкою шалью, служившей поясом; из её многочисленных складок
виднелись пистолеты. Обувь состояла из турецких башмаков и чулок, доходивших до
колен. Белая шаль окутывала его голову. Вскоре Морали подружился с молодыми
людьми, был принят во многих одесских гостиных и участвовал во всех пирушках и
вечеринках. Он хорошо говорил по-итальянски и никогда не обижался, когда ему
напоминали о его прежних корсарских подвигах. Тогда говорили, что этот
египтянин был когда-то корсаром, и думали, что он обладает несметными
богатствами. Но после оказалось, что он был простым искателем приключений, да к
тому ещё и отчаянным картёжником. Вскоре распространился по Одессе слух, что
красивого африканца обыграли одесские картёжники. Он вдруг бесследно исчез из
нашего города.
И. П. Липранди.
Дней через десять, в
десять часов утра, я приехал опять в Одессу с Н. С. Алексеевым, и тотчас послал
дать знать Пушкину. Человек возвратился с известием, что он ещё спит, что
пришёл домой в пять часов утра из маскарада. Маскарад был у графа Воронцова. В
час мы нашли Пушкина ещё в кровати с поджатыми, по обыкновению, ногами, и
что-то пишущим. Он был очень не в духе от бывшего маскарада… В эту мою поездку
в Одессу, где пробыл я неделю, я начал замечать, но безотчётно, что Пушкин был
недоволен своим пребыванием относительно общества, в котором он вращался. Я
замечал какой-то abandon1 в Пушкине, но не искал
проникать в его задушевное, и оставлял, так сказать, без особого внимания. В
дороге, в обратный путь в Кишинёв, мы разговорились с Алексеевым и начали
находить в Пушкине большую перемену, даже в суждениях. По некоторым
вырывавшимся у него словам Алексеев, бывший к нему ближе и интимнее, нежели я,
думал видеть в нём как будто бы какое-то ожесточение.
В Одессе было общество,
которое могло занимать Пушкина во всех отношениях. Не говоря о высших кругах,
как, например, в домах графа Воронцова, Л. А. Нарышкина, Башмакова, П. С.
Пущина и некоторые другие. Но я понимал, что такой круг не мог удовлетворять
Пушкина; ему по природе его, нужно было разнообразие с разительными
противоположностями, как встречал он их в Кишинёве. Он отвык и, как говорил,
никогда и не любил аристократических, семейных, этикетных обществ,
существовавших в вышеназванных домах… Приезды Ал. Н. Раевского развлекали
Пушкина, как будто оживляли его, точно так же, как когда встречался он с кем-либо
из кишинёвских. Тогда – расспросам не было конца; обед, ужин, завтрак со
старыми знакомцами оживляли его… В Одессе, независимо от встреч с знакомыми
бессарабцами, театр иногда служил развлечением.
А. А. Бестужев – Я. Н. Толстому. 3 марта 1824 г. Пушкин и
его современники II, 69.
Пушкина Фонтан-Слёз –
превосходен; он пишет ещё поэтический роман: Онегин, – который, говорят, лучше
его самого.
Князь П. А. Вяземский. VIII, 95.
Пушкин, во время
пребывания своего в южной России, куда-то ездил за несколько сот вёрст на бал,
где надеялся увидеть предмет своей тогдашней любви. Приехав в город, он до бала
сел понтировать и проиграл всю ночь до позднего утра, так что прогулял и все
деньги, и бал, и любовь свою.
А. Скальковский. В. Яковлев, 153.
Один одесский старожил,
бывший во времена Пушкина студентом Ришельевского лицея, сознаётся, что больше
знал суковатую палку, длинные волосы и, в противоположность моде, загнутые вниз
рубашки Пушкина, нежели его сочинения.
Н. Г. Тройницкий. В Яковлев, 8.
Пушкин заходил в
старшие классы Ришельевского лицея. Проходя как-то по лицейским коридорам и
классам, он сказал: «как это напоминает мне мой лицей!». В другой раз, застав
одного воспитанника за чтением «Онегина», он шутя заметил ему: «охота вам
читать такой вздор!» – Наша классная комната выходила окнами на Ланжероновскую
улицу. Нижняя часть окошек была заделана камнем, чтобы мальчики, сидя за
уроком, не развлекались улицею. Помню, однажды кто-то крикнул: «Пушкин идёт,
Пушкин!». Кинулись к окошкам… Я заметил человека, с палкою на плече, как он
поворачивал за угол Лицея; он шёл проворно, какой-то развалистой походкой. Это
был Пушкин.
Амалия Ризнич жена одесского негоцианта Ивана Ризнича – предмет пылкой и мучительной страсти великого поэта
К. П. Зеленецкий. Г-жа Ризнич и Пушкин. Русский Вестник.
1856 г. №6. Соврем. Летопись, 203 -209.
Пушкин раза два или три
был в Одессе ещё до перехода своего в этот город на службу. Во время этих
приездов он познакомился и сблизился с негоциантом Ризничем, который был родом
из адриатических славян, – далмат или кроат. Ризнич в то время ещё не был
женат. В 1822 г. он уехал в Вену и весною 1823 г. воротился оттуда с молодою
женою. Пушкин переехал на постоянное жительство в Одессу в ту же пору и был,
конечно, одним из первых знакомых новоприезжей дамы. Все убеждены были, что
г-жа Ризнич была родом из Генуи. Оказывается, однако, что она была дочь одного
венского банкира, по фамилии Рипп, полунемка и полуитальянка, с примесью, быть
может, и еврейского в крови. Муж привёз жену свою вместе с её матерью, которая,
однако же, недолго оставалась с молодыми супругами, – не более шести месяцев, и
уехала обратно за границу. Г-жа Ризнич была молода, высока ростом, стройна и
необыкновенно красива. Особенно привлекательны были её пламенные очи, шея
удивительной формы и белизны, и чёрная коса, более двух аршин длиною. Только
ступни у неё были слишком велики. Потому, чтобы скрыть недостаток ног, она
всегда носила длинное платье, которое тянулось по земле. Она ходила в мужской
шляпе и одевалась в наряд полуамазонки. Всё это придавало ей оригинальность и
увлекало молодые и немолодые сердца. Но этот наряд и, как кажется, другие
обстоятельства были причиною, что в высшем кругу тогдашнего одесского общества,
который в то время сосредотачивался в одном известном доме (графа Воронцова),
г-жа Ризнич принята не была. Зато все молодые люди, принадлежавшие к этому
кругу, собирались в доме Ризнич (на Херсонской ул., в доме бывш. Ризнича, потом
Нарольского, на углу, напротив нового здания Ришельевского лицея). Муж занимал
здесь, как по всему видно вторую роль; а молодая хозяйка вела самую живую,
одушевлённую беседу и играла в вист, до которого была страстная охотница. В
числе посещавших дом Ризнича были А. С. Пушкин, В. Туманский и Исидор
Собаньский, немолодой, но богатый помещик из западных губерний. Пушкин и
Собаньский всех более волочились за госпожою Ризнич, всех более были близки к
ней и всех более пользовались её вниманием и доверием. На стороне Пушкина была
молодость и пыл страсти, на стороне его соперника – золото… Весною 1824 г. г-жа
Ризнич уехала за границу, без мужа, со своим ребёнком. Она не могла, в
продолжение кратковременного своего пребывания в Одессе, научиться говорить и
понимать по-русски; в доме у неё, кроме разве прислуги, говорили по-итальянски
или по-французски… В одно время с г-жою Ризнич уехал за границу и соперник
Пушкина. Он настиг её на пути, недалеко за русскою границею, провожал до Вены и
вскоре потом оставил навсегда. Через несколько месяцев, по всей вероятности, в
начале 1825 г., г-жа Ризнич умерла, – кажется, в бедности и, кажется, в Генуе,
призренная матерью мужа.
Пушкину, кроме г-жи
Ризнич, нравилась в Одессе только одна дама, с которою был он, однако, более, в
светско-враждебных отношениях, и m-lle
Бларамберг,
дочь известного одесского археолога, очень умная и образованная девица, с которою
любил он беседовать по вечерам у графа.
М. Е. Халанский со слов проф. П. С. Стречковича. Сборник
Харьк. Истор. Филол. Общ-ва. т. 4. Харьков, 1892, стр. 247 – 249.
Ризнич получил отличное
воспитание учился в падуанском и берлинском университетах… В Одессе он
занимался преимущественно хлебными операциями. Проф. Стречкович, со слов г-на Ризнича,
утверждает, что г-жа Ризнич была итальянка из Флоренции, женщина замечательной
красоты. В Одессе, равно как и прежде в Вене, она вела жизнь на широкую ногу,
танцевала и играла в карты. Из массы её поклонников выделялись Пушкин и
польский князь Яблоновский. Зеленецкий говорит, что соперником Пушкина был
некто Собаньский. Стречкович положительно называет другое лицо – кн.
Яблоновского… Г. Ризнич внимательно следил за поведением своей жены, заботливо
оберегая её от падения. К ней был приставлен верный его слуга Филипп, который
знал каждый шаг жены своего господина и обо всём доносил ему. Пушкин страстно
привязался к г-же Ризнич. По образному выражению г-на Ризнича, он увивался
около неё, как котёнок, но взаимностью от неё не пользовался: г-жа Ризнич была
к нему равнодушна. Ненормальный образ жизни в Одессе вредно отразился на здоровье
г-жи Ризнич. У неё обнаружились признаки чахотки, и она должна была уехать на
родину в Италию. За нею последовал во Флоренцию и кн. Яблоновский и там успел
добиться её доверия, о чём не замедлил довести до сведения своего господина
верный его слуга Филипп, отправленный Ризничем вместе с женою на её родину.
Г-жа Ризнич скоро умерла; умер скоро и ребёнок её от брака с г. Ризничем.
Ризнич не отказывал ей в средствах во время жизни в Италии, и показание г.
Зеленецкого, будто она умерла в нищете, неверно. О доверии, оказанном г-жею
Ризнич кн. Яблоновскому, Пушкин не мог знать, и потому образ г-жи Ризнич в его
памяти остался свободным от пятен.
1Abandon – отчуждённость (франц.)
Продолжение следует. |